Замок был так себе, кооперативный, ногтем открыть можно. Но у Рудина был с собой полный комплект профессиональных отмычек, так что открыл он замок быстрее, чем ключом открывал владелец квартиры.
Свет в квартире Рудин не зажигал никогда, лишнее, только внимание привлекать, видел в темноте как кошка, а для оценки ценностей имел миниатюрный, но мощный точечный источник света.
Сантехник не соврал, в этой «пещере» было что брать: картины и ковры, хрусталь и фарфор, старинные безделушки и серебро. В платяном шкафу висели дорогие шубы, и Рудин рассчитывал поживиться в спальне «рыжьем» и «камушками».
Громоздких вещей, даже дорогих, Рудин не брал принципиально, не представляя себя с тяжелым ковром, например, на пустынных ночных улицах столицы, вызывающим повышенное любопытство у моторизованного милицейского патруля. И большие картины были неудобны в переноске, если не было своего автотранспорта, а осваивать смежную профессию автоугонщика не хотелось. Рудин брал лишь то, что можно было не только унести, но и не мешало быстро удирать от возможного преследования по крышам.
Страстной любовью Рудина всегда пользовались небольшие полотна в дорогих рамах ручной работы, старинные безделушки, среди которых иногда попадались шедевры, серебро и золото в любом виде и меха, но только дорогие.
Все перечисленное легко помешалось в рюкзак за спиной и в две объемные сумки, легкие и прочные. Эти вещи трудно было сломать, а уж по части умелой упаковки вещей равных Рудину не было.
Рудин всегда начинал с упаковки самых ценных вещей. Никогда нельзя было сказать, что не надо будет срочно покинуть негостеприимное жилище. Ну не с пустыми же руками удирать.
И в этой богатой «пещере» Рудин начал с того, что в одну сумку упаковал несколько небольших картин в старинных рамах, а в другую сумку старинное серебро, попутно опустив в карман лежащие на пианино золотые карманные часы и ручные швейцарские из тех, какие Руцкому дарил Михалков, о чем читал Рудин в прессе.
Совершив чуть резче, чем следовало, поворот, Рудин задел толстую книгу, лежащую на журнальном столике. Книга шлепнулась на узкую полоску не защищенного ковром паркета со звуком пощечины.
Рудин даже внимания не обратил на падение книги, настолько он был уверен, что в квартире никого нет.
Каково же было его удивление, какой ужас овладел им, когда он услышал из спальни испуганный женский голос:
— Вася, в гостиной что-то упало, встань, пойди, посмотри!
Рудин уже набрал в легкие побольше воздуха, чтобы сразу взять с места третью скорость, как услышал мощный бас Васи:
— Тебе нужно? Ты и иди! А я спать хочу!
Женский голос возмутился:
— Вася, мужчина ты или нет?
Рудин остался на месте просто из спортивного интереса.
Мощный бас Васи тоже возмутился:
— Я уже тебе не мужчина? А кто мужчина? Водолазов, с которым тебя видели в кафе-мороженом?
— Что такого? — смутилась жена Васи. — Днем, в обеденный перерыв, мороженым угостил.
Вася в ответ заорал, очевидно, накопилось:
— Ты думаешь, измена, — это когда я тебя в постели с Водолазовым застану? Это уже не измена будет, это — твоя смерть!
Жена печально произнесла:
— Дурак ты, Вася! Ладно, спи, пусть воруют!
Такого упрека женской проницательности Рудин не выдержал и, ограничившись только тем, что успел упаковать, неслышно выскользнул из квартиры.
Правда, на улице он не выдержал, вспомнив перебранку супругов, и запел старую веселую песенку:
Все взяли гости, что могли.И вышли за порог.Идут двором и говорят:— Сырой у них пирог!А им вослед старуха:— Нет, Пирог мой не сырой!..Ей из угла старик в ответ:— Старуха, дверь закрой!
Окно на втором этаже дома, мимо которого проходил поющий Рудин, резко распахнулось, и пьяный голос противно проскрипел из темноты:
— Заткнись, Доминго!
И Рудин замолчал…
Взятое в «пещере Али-Бабы» тянуло на приличный куш. Можно было не суетиться, отнести все к барыге, скупщику краденого, и загнать за четверть стоимости.
Но Рудин был эстет. Он не мог так просто взять и расстаться с произведениями искусства, владельцем которых стал благодаря ловкости своей профессии. Рудин готов был ждать хоть месяц, хоть два. За это время шум об удачной краже станет слышен неформальным, подпольным ценителям антиквариата, имеющим связи с зарубежными преступными группировками, занимающимися скупкой и продажей произведений искусства. А у них можно было взять ту же четверть стоимости, но в долларах США. Был смысл ждать.
И чувство эстета за такой срок полностью удовлетворялось.
Рудин, мысленно поздравив себя с удачным приобретением, решил, что он заслужил если не отпуск, то выходные с отгулами.
И ушел в загул.
А для полноценного загула требовалась женщина.
«Какая ж песня без баяна, какая Марья без Ивана…» В данном случае требовалась обратная связь… С женщиной.
Проще простого было сходить к трем вокзалам и снять там помоложе.
Но издержки могли быть большими: замучаешься ходить по вендиспансерам, работать на лекарства.
И Рудин пошел на концерт в консерваторию. Это было созвучно его эстетическому чувству. Да и одиноких женщин, готовых уцепиться за каждого свободного мужчину, который окажет им немного внимания, ходит на эти концерты немало.
Еще в первом отделении Рудин обратил внимание на хорошо, со вкусом одетую женщину. Она была одна, но выгодно отличалась от одиноких женщин тем, что не бросала зовущих взглядов по сторонам, а несла свое горе с достоинством. Рудину понравилась ее здоровая красота, и он решил попытаться познакомиться с ней. Она была немного старше Рудина, но разве это препятствие? Рудин жениться не собирался, а для приятного времяпрепровождения ее возраст даже способствовал.
Рудин всегда нравился женщинам, особенно старше его годами. Кроме умения легко тратить деньги, у Рудина была молодость, рост выше среднего, крепкое телосложение. И улыбка. Его знаменитая улыбка, обезоруживающая женщин.
Обаяние молодости само по себе мощное оружие. А в сочетании с начитанностью неотразимое.
И Рудин убедился в этом, когда в антракте мягко вошел в орбиту под названием «женщина».
— Вам нравится? — спросил он, сияя своей знаменитой улыбкой.
Он имел в виду прослушанное первое отделение. Женщина поняла его слова по-своему.
— «Мне нравится, что вы больны не мной, мне нравится, что я больна не вами…» — продекламировала она насмешливо.
Рудин расхохотался, и необходимый контакт был достигнут.
После концерта Рудин проводил Инну домой и без труда договорился о встрече на следующий вечер.
— Наверняка вы не смотрели «Чайку» Соловьева…
— Это там летают окорочка «Союзконтракта»?
Рудин задумался, что бы соврать, но потом честно признал:
— Я не видел пьесы!
— Билеты страшно дорогие, а так я не прочь сходить и посмотреть озеро на сцене.
— Для вас ничего дорогого нет! — галантно польстил Рудин.
И следующий вечер он провел с Инной в Театре на Таганке.
Провожая Инну домой, Рудин рассказывал о себе: какой он хороший реставратор, как хорошо он разбирается в живописи и в антиквариате…
Расставаясь, Рудин пригласил Инну к себе домой, посмотреть коллекцию.
— У меня есть малые голландцы, а из серебра Попов и Фаберже. В музей ходить не надо…
Инна хотела отказаться, но неожиданно для себя согласилась.
— Я в живописи и в антиквариате плохо разбираюсь. Если вы обещаете экскурсию, я не возражаю.
Рудин был очень доволен собой и всю обратную дорогу к дому, где он снимал двухкомнатную квартиру со старинной меблировкой, размышлял над поговоркой: «Женщина любит ушами».
Весь следующий день Рудин прибирался в квартире. Удовлетворившись созданной чистотой, он повесил взятые в «пещере Али-Бабы» картины и расставил взятый там же антиквариат.
Получилось очень уютно. Почти как в музее.
Инна, едва войдя в квартиру, ахнула. С интересом, как показалось Рудину, посмотрела на него и стала внимательно рассматривать картины и антиквариат.
— Замечательная коллекция! — насмешливо сказала Инна.
Рудин в это время вкатывал столик на колесиках, уставленный марочным армянским коньяком, икрой и другими благами цивилизации.
— Я вам, Инночка, сейчас подробно расскажу о каждом произведении. Вот, только выпьем мы с вами за продолжительное знакомство…
— Расскажете, конечно, расскажете! — таинственно начала Инна. — В первую очередь я вам расскажу, что все эти вещи находятся в розыске, гражданин Рудин. Вчера пришла оперативка. Так что…
Рудин сразу понял, что попался.
— Коньячок выпить можно?